В конце XIX – начале XX века во многих частях света стремительно развивался капитализм, шел технический прогресс, а общее благосостояние росло. Неравномерно, несправедливо, но росло. Однако на территории Беларуси своя национальная буржуазия появлялась медленно.
Немного общих наблюдений
В общей массе самых богатых жителей Беларуси 2/3 имели еврейское происхождение. Что совершенно естественно – именно евреи составляли значительную долю горожан, а кое-где и большинство. Однако белорусские евреи, разбогатев, легко переселялись туда, где вести бизнес было удобнее и выгоднее: в столицы, в Одессу, а то и вовсе в Америку.
Примерно 10% богатейших жителей Беларуси – именитое дворянство и разбогатевшая шляхта. Было некоторое число иностранцев, иногда немцев, иногда евреев, которым заграничный паспорт давал дополнительные возможности.
Выходцы из крестьянской массы наверх пробивались с большим трудом. Удачливые и трудолюбивые становились просто богатыми крестьянами, покупали новые десятины, но от земли не отрывались. Однако даже самые крупные крестьянские хозяйства все равно не конкурировали с дворянскими имениями. От работы на земле, сельской торговли и ремесел богатели значительно медленнее, чем в городе. Как бы все развивалось, не случись революции, – неизвестно.
Вернемся в 1913 год. Через несколько месяцев, в 1914-м, полыхнет Первая мировая, по Беларуси пойдут беженцы, за ними фронт, разруха. Потом, на весь советский период, частная собственность и значительное богатство станут совершенно незаметными. Но в 1913-м относительно благополучно, по крайне мере в бизнесе, крупные состояния растут, некоторые коммерческие предприятия выходят за границы Беларуси и Российской империи. Иногда за подобным успехом стояли весьма незаурядные личности. Мы выбрали несколько ярких и характерных историй богатейших людей и семей Беларуси 1913 года.
Купчиха Кацнельсон (Каценельсон) и сыновья
На рубеже XIX–XX веков в Беларуси вообще и в Бобруйске в частности проживало великое множество Каценельсонов (Кацнельсонов, и даже Каценеленбогенов), но самыми богатыми и знаменитыми стали дети и вдова Иосифа Каценельсона. Сам он разбогател на винных откупах (было такое сомнительное, но очень прибыльное занятие). Когда в 1870-х годах в империи стали активно строить капитализм, Иосиф удачно вложил накопленное в торговлю лесом. От Бобруйска вниз по Березине и дальше по Днепру почти до моря пошли огромные, иногда в два яруса и несколько километров длиной, плоты необработанного леса. Это не было просто, но Иосифу Каценельсону везет – всего за несколько сплавов он окупает вложения.
И, что еще важнее, приобретает авторитет как честный и надежный коммерсант. Через некоторое время его принимают младшим партнером в торговый дом «Петр Беляев, наследники и Ко». Эта семья старообрядцев уже давно и успешно продает российский лес за границу. С их помощью Каценельсон открывает белорусскому лесу дорогу в Англию через Либаву (сейчас – Лиепая, Латвия). Через 20 лет торговли лесом у Каценельсона фирма с оборотом в 400 тысяч рублей, а сам он – богатейший бизнесмен на территории Беларуси.
В 1893 году Иосиф Каценельсон умирает, но дело его живет. И даже процветает в руках наследников: сыновей Палтиеля и Нисона и вдовы Паи-Брайны Мовшевны. Они открывают торговый дом «Иосиф Каценельсон и сыновья», через год в Бобруйске появляется их лесопильный завод, предприятия в Латвии и Украине. Семья не только расширяет операции с лесом, но входит в банковский бизнес, при их участии открывается «Бобруйское ссудо-сберегательное товарищество». А в 1899 году Нисона Каценельсона выбрали председателем «Еврейского колониального банка» в Лондоне.
Наследие семьи Каценельсонов не пропало, но распространилось по миру. Они активно участвовали в предыстории еврейского государства в Палестине, помогали евреям в разных частях света. В Беларуси дали старт нескольким предприятиям деревообработки, а в Бобруйске как памятник архитектуры сохранился дом купчихи Кацнельсон.
Семья маслоделов Трепелей
Семейство Трепелей по богатству ставили на второе место после Каценельсонов. Однако известно о них меньше, таких же ярких личностей и определенного их наследия нет. В остальном много общего: черта оседлости, новый бизнес, первые контракты внутри диаспоры. А в конце – открытые двери во все сферы деятельности.
В 1884 году в Минске скромный купец Целестин Трепель открывает крохотный крахмально-паточный заводик – десяток рабочих и поставки патоки в Киевскую губернию. Через 10 лет Целестин уходит на покой, а его сыновья Самуил, Илья и Ерухим превращают семейное дело в торгово-производственную империю.
К 1893 году братья расширили производство в Минске, добавив маслобойный и сахарный заводы. Они арендуют два помещичьих паточных завода в Вилейском уезде. Самуил в 1894 году открывает предприятие по переработке масличных культур в Нижнем Новгороде. Илья налаживает связи с московскими банкирами, привлекает кредиты для бизнеса. В 1899 году Самуил с партнером создают в Нижнем Новгороде товарищество «Трепель и Позняк» с капиталом 300 тысяч рублей. К 1913 году его оборот уже 2 млн рублей.
В 1910-х годах братья акционируют бизнес, создают общества в Одессе (капитал – полмиллиона рублей) и в Москве (на один миллион). Самый крупный завод – одесский с оборотом 2,5 млн. Трепели как основные акционеры владеют: товариществом Нижегородского маслобойного и химического завода «Трепель и Позняк»; АО «Черноморская маслобойня»; АО «Московская маслобойня». И еще оптовой торговлей стеклом в Москве и скобяным товаром в Туле. В Минске сохраняют небольшое производство.
Трепели выпускают кокосовое масло «Кунероль» и осветительное масло «Тальгин». Имеют склады в крупных городах. К началу века входят в число ведущих маслопромышленников России. Их бизнес объединил химическое и пищевое производство с оптовой торговлей.
После 1917 года империя Трепелей пропала. Заводы национализированы, о самих братьях сведений не находится, но, вероятно, они все-таки эмигрировали. Сейчас ни одно из основанных ими предприятий не сохранилось.
Пусловские – из небогатой шляхты в финансовую аристократию
Род Пусловских начинался как обычная шляхта, не имел ни магнатов, ни крупных государственных деятелей, но именно он сказочно разбогател после раздела Речи Посполитой.
Первым на пути к богатству был Войцех Пусловский, который родился в 1770 году в небогатой шляхетской семье, владевшей скромным имением Пески в Минской губернии. Писали, что в молодости он не говорил ни по-французски, ни по-немецки, только на польском и белорусском. Что странно для дворянина тех лет и может свидетельствовать об очень бедной юности.
Откуда молодой человек взял стартовый капитал, неизвестно. Говорят, будто одолжил тысячу червонцев у мстиславского воеводы. Иные тихо злословили, что Войцех прибрал к рукам серебряную утварь из монастыря, где настоятелем служил его брат. В 1790-х годах 23-летний Войцех арендует у князя Михаила Клеофаса Огинского местечко Хомск под Брестом. Там Пусловский основывает на собственные и заемные средства суконную мануфактуру. Уже к 1810 году на фабрике в Хомске трудилось порядка 100 ткачей. В 1820-х годах – уже 300 работников.
При нашествии Наполеона в 1812 году Войцех, в отличие от многих польских дворян, не поддержал Бонапарта, а ушел с русскими войсками. И заработал немалые суммы на поставках русской армии. Вообще он не раз демонстрировал замечательную гибкость. Владея поместьями с тысячами крепостных, участвовал в разработке проекта отмены крепостной зависимости. Проект не приняли, а Пусловские и дальше набирали из крепостных работников на свои фабрики.
Войцех Пусловский первым на территории Беларуси поставил на своих предприятиях паровые двигатели. Он активно модернизировал производство, закупая передовые по тем временам ткацкие станки в Саксонии.
Помимо сукна, Пусловский наладил в своих владениях производство кирпича, бумаги, разводил лошадей для почтовой гоньбы. Ловко и выгодно скупал имения обедневшей шляхты. Уже к 1810 году в собственности Пусловского было 6 тысяч десятин земли с 4 тысячами крестьян. А к 1830-м годам его владения выросли до 40 тысяч десятин и 40 тысяч работников в Минской и Гродненской губерниях.
В делах Войцеха активно участвовали его супруга Жозефа и ее сестра Тереза. А шурин Францишек Ксаверий Друцкий-Любецкий при поддержке Пусловского сделал головокружительную чиновничью карьеру и дослужился до министра финансов Царства Польского.
После смерти Войцеха его дело продолжили сыновья. Семейные владения прирастали новыми землями, фабриками и прочими доходными предприятиями. В 1838 году открылась суконная фабрика в имении Альбертин. В 1859 году там же заработала шелкокрутильная фабрика. Открывались и работали текстильные, бумажные, свечные, лесопильные и другие заводы.
В 1913 году потомки Войцеха Пусловского занимали третье месте среди богатейших уроженцев Беларуси. Имели десяток спиртовых производств в Беларуси, деревообрабатывающее и стекольное предприятия в Телеханах, рудники в Польше, шелковую фабрику, паи в других фирмах.
Наследие Пусловских не исчезло. Некоторые фабрики стали основой новых предприятий. Сын Войцеха Вандалин Пусловский построил великолепный Коссовский дворец.
Бер Соломонов – рейдер и сомнительный отец белорусской спички
Сомнительный потому, что единственная оставшаяся в Беларуси спичечная фабрика была основана не Бером Соломоновым, а, наоборот, ему назло. Еще Соломонов успешно поглощал чужие спичечные фабрики и другие активы. Но все-таки был выдающимся коммерсантом, и его история заслуживает внимания.
Бер Соломонов родился в 1840 году в Минске в еврейской купеческой семье. Вначале разбогател как оптовый торговец вином, также торговал мануфактурой. Уже в 1860–1870-х годах считался весьма состоятельным человеком, имел в Минске дом ценой в 40 тысяч рублей (для тех времен – весьма значительная сумма).
В 1874 году Соломонов инвестировал в производство, открыв в Минске типолитографию. К началу XX века это был крупнейший частный полиграфический бизнес в Северо-Западном крае. Параллельно торговал бумагой, в том числе продукцией фабрик князя Паскевича и графа Рибопьера.
В 1890 году Соломонов стал соучредителем спичечной фабрики «Виктория» в Борисове вместе с Самуилом Гиршманом. Технической частью бизнеса управлял племянник Гиршмана – Исидор Берман. В 1896 году Соломонов воспользовался смертью партнера и выкупил у его вдовы долю фабрики по явно заниженной цене. Соломонов хитростью получил техническую документацию и вытеснил из бизнеса Бермана. По современной терминологии выходит рейдерский захват. Тогда это тоже понимали. Но производству не вредило – в 1897 году фабрика имела 415 работников и выручку 180 тысяч рублей – не лидер рынка, но уже не мелкое производство. А еще через несколько лет там было уже 800 работников и выручка 355 тысяч.
Конфликт с Исидором Берманом имел интересное продолжение. После неудачных попыток получить часть «Виктории» Берман решил отомстить. В 1901 году он арендовал участок земли в Борисове напротив фабрики Соломонова и основал там новую спичечную фабрику «Березина». Однако для успеха мстителю не хватало денег, а может, холодной головы. Он не сумел рассчитаться по кредитам и вынужден был сдать фабрику в аренду Самуилу Лурье – представителю еще одной богатейшей фамилии. Под новым руководством «Березина» вышла на прибыльный уровень и стала серьезным конкурентом «Виктории».
Единственный на сегодняшний день производитель белорусских спичек – «Борисовдрев» – вырос на базе фабрики «Березина», а «Викторию» разрушили еще в 1920 году.
После экономического кризиса 1898–1899 годов Соломонов приобрел контрольный пакет акций Мозырской спичечной фабрики «Молния» у разорившегося Хаима Дворжеца. Мозырская фабрика была крупнее борисовской и превосходила конкурентов по качеству. Дворжец много вложил в нее, справедливо гордился и ненамного пережил банкротство.
В 1902 году Бер попытался взять под контроль еще один бизнес вдовы и сыновей Хаима Дворжеца – типографию. Открыл вместе с ними торговый дом «Дворжец и Соломонов». Но опять не удержался в рамках, и сотрудничество распалось из-за неравноправных условий.
Пиком могущества Бера Соломонова стало участие в 1905–1908 годах в Западном спичечном синдикате. Он получил 2 голоса из 5 в руководящем комитете и мог лоббировать свои интересы.
К 1913 году выпуск «Виктории» и «Молнии» вырос до 205 тысяч ящиков спичек в год на сумму 1,15 миллиона рублей. Это был третий показатель в Российской империи.
Помимо спичечного бизнеса, Соломонов владел полиграфическими предприятиями и недвижимостью в Минске и Саратове, в 1913 году купил шоколадную фабрику в Саратове. В первозданном виде предприятия не сохранились, но стали базой для новых производств.
Табачная империя Шерешевских
В начале 60-х годов XIX века табачная отрасль в России переживала глубокий кризис, мелкие табачные предприятия разорялись. Но в 1861 году молодой предприниматель Лейба Шерешевский решил пойти против течения и основал вместе с компаньоном Абрамом Гордоном в Гродно одноименную фабрику. Из-за отсутствия у Лейбы купеческих прав официальным владельцем был указан Гордон. Но фактически двигал все именно амбициозный Шерешевский. Дела шли трудно, как, впрочем, у всех в этом бизнесе. Более того – местное население не желало иметь рядом табачную фабрику. Тогда Лейба просто перевез все производство к себе домой – в особняк на центральной улице Гродно. Было шумно, неудобно, но дело шло. Пока мелкие конкуренты разорялись – фабрика Шерешевского росла.
Благодаря удачному расположению фабрики на пересечении торговых путей (в том числе и железной дороги Варшава – Петербург), Лейбе удавалось наладить бесперебойные поставки импортного табачного сырья и экспорт готовой продукции практически по всей Западной России.
Уже при сыне основателя Иоселе в 1880-х годах фабрика Шерешевского вошла в пятерку крупнейших производителей Российской империи. Продукция Шерешевских неоднократно завоевывала золотые медали на международных выставках.
Параллельно семья Шерешевских активно скупала смежные активы, создавая своего рода вертикально интегрированную империю помимо табака – заводы по производству упаковки, лесопильни и даже пивоварни. В 1906 году для масштабной экспансии по всей России фабрика была акционирована с привлечением крупного инвестора Файвеля Руссоты.
Во время Первой мировой войны предприятие заработало колоссальные средства на военных поставках – табак был включен в обязательный паек российских солдат. В 1915 году отступающие русские войска хотели взорвать фабрику, но взрыва не произошло – говорили, что благодаря взятке в 400 рублей.
При немецкой оккупации в Первую мировую войну фабрика работала, гродненские папиросы курили немецкие солдаты. Но в 1921 году польские власти национализировали табачное производство. Правда, не бесплатно, а за солидную сумму в 2,7 миллиона злотых.
Табачная фабрика Шерешевских работает в Гродно до сих пор. А потомки ее владельцев пропали в Варшавском гетто.
И еще два имени – Ирина Паскевич и Роман Скирмунт
В первую десятку богатейших жителей дореволюционной Беларуси попали еще две яркие личности: светлейшая княгиня Варшавская, графиня Паскевич-Эриванская и Роман Скирмунт. Они не заработали, но унаследовали огромные состояния и тратили их в соответствии с личными взглядами.
Ирина Паскевич
Княгиню с Беларусью связали супружеские узы. Она родилась в 1835 году в Петербурге графиней Воронцовой-Дашковой, происходила из знатного рода и вышла замуж за князя Федора Паскевича, сына известного полководца. Княгиня имела сильный характер, однажды поссорилась по личному делу с императорской семьей и отказала им от дома.
После смерти тестя князь Паскевич унаследовал обширные владения в Беларуси с центром в Гомеле. С 1880 года супруги постоянно жили там. Князь построил Добрушскую бумажную фабрику и еще несколько предприятий. Ирина Паскевич активно занималась благотворительностью: строила школы, больницы, приюты, помогала нуждающимся и даже давала деньги на приданое бедным девушкам.
На ее средства в Гомеле были построены: мужская гимназия, глазная лечебница, водопровод. Княгиня приняла революцию печально, но отказалась уезжать, оформила в пользу советской власти дарственную на все имущество. Репрессий избежала, последние годы жила у бывших слуг и воспитанников, умерла в Гомеле в 88 лет.
Ее добрые дела не забылись – в честь Ирины Паскевич названа одна из центральных улиц Гомеля.
Роман Скирмунт
Роман Александрович Скирмунт тоже происходил из литовского дворянского рода, был одним из богатейших землевладельцев. Он гордился своими корнями и писал: «Я сам уроженец белорусского Полесья... и мои предки до XVII века пользовались белорусским языком как домашним».
Скирмунт не зарабатывал состояния, он выбрал политику. Начал еще в Российской империи депутатом Госдумы. В 1917 году возглавлял Белорусский национальный комитет, выступал за независимость Беларуси. После провозглашения БНР Роман Скирмунт вошел в ее правительство, даже недолго числился премьер-министром. Он искал поддержки у Германии, но после разгрома БНР эмигрировал в Польшу. В 1939 году, после прихода советской власти в Западную Беларусь, Скирмунта почти сразу расстреляли. Имущество, разумеется, национализировали.